Журнал "Зелёная стрела"
Меню раздела

Венгрия: сады и люди

Поделиться

Дивный край, подобье сада, глазу и душе отрада. (Шандор Петефи)

Венгрия. Сады и люди

Какое звучное русское имя этой страны! В нём слышится нам и Урал, с которого ушли гунны-огузы, и Либедия — страна в Приазовье и Причерноморье, где они пребывали во главе с воеводой Леведием-Либедием в IX веке как слуги хазар. И Киев, мимо которого они проследовали в 896 году. И Карпаты, которые они затем перешли. И Тиса- Дунай-Балатон, на которых они навеки обосновались, превратившись в мадьяр-оугринов-венгров. Венгрия — это и широкая степь — пуста (от славянского слова «пусто»), и распрекрасный город Будапешт, и несравненное токайское, и виноградная, сливовая или грушевая палинка, и «пастуший суп» гуляш, и жгучая паприка, и безудержный чардаш, и даже «Королева чардаша». История Венгрии — это взаимодействие и синтез западного и восточного начал. Западная ориентация сделала венгерскую культуру европейской.


Бернардо Беллотто. Будапешт

Правда, нынешней Венгрии могло и не быть, а было бы нечто иное. Дело в том, от Тисы и Карпат неуёмные гунны покатили дальше в сторону Атлантики. «Как знаменательные даты отмечены года набегов наших предприимчивых предков, в седле обрыскавших вдоль и поперёк весь континент : 903, 910, 925, 933, — не без гордости признаёт Дюла Ийеш в романе «В ладье Харона». — А среди городов и провинций — от Шампани до Пиренеев — где с приближением их полчищ возносились литании: «От стрел угорских избави нас, Господи!» И столицей Венгрии мог быть, например, Париж. И тогда нашим современникам не пришлось спорить — Венгрия это Восточная или Центральная Европа? А нам приходилось бы так далеко ездить к ним в гости. Молитвы европейцам помогли и наши бывшие земляки были наголову разгромлены в 955 году под Аугсбургом Оттоном Великим. С тех пор они стали на удивление рассудительными и решили, что Паннонии, Среднедунайской низменности им вполне достаточно. Ведь это обширные плодородные земли с завидным климатом — мягкой зимой и жарким долгим летом. Семь венгерских племён под началом Арпада растолкали нерасторопных туземцев (славян и влахов, остатки пришлых хазар, куман, аваров), «обрели родину» (дата обретения — 896 год!). По легенде, посланец Арпада Кушид привёл князю Великой Моравии Святополку белого скакуна в драгоценной сбруе в обмен на чашу воды и горсть земли — символический дар, истолкованный мадьярами как разрешение поселиться на земле Святополка. В 1000-м году у венгров появился первый король — Иштван, который объединил «венгерские земли» под своей властью. А уже в XII-м веке появляются святые из венгров, а Бела IV в 1253 году в письме к папе Римскому называет Венгрию стражем христианства. Вспомнив «азиатских прародителей» святой Ласло и Бела IV переселяют печенегов и половцев в свою страну и заставляют их принять крещение. Монах Юлиан отправляется на поиски родственников, оставшихся на исторической родине для того, чтобы этих несчастных, живущих «аки скоты», загнать в хлев христианства. Король Матяш (Матвей) Корвин (Ворон) страстно культивировал память Аттилы и всю гуннскую древность.

Венграм, привыкшим повелевать другими, тоже довелось быть битыми и пережить столетия национального унижения. В 1241 году татаро-монголы разгромили войско Бэлы IV и ненадолго установили контроль над страной. В 1526 году при Мохаче уже турки разгромили объединённое венгро-чешско-хорватское войско и осталась глубокая рана, а также пословица — «И большее пропало под Мохачем», т. е. были и больше беды. Отпор со стороны Австрии привёл к разделу венгерских земель на турецкую и австрийскую части. Большая часть венгерских земель оказалась в составе Османской империи до конца XVII века. В 1683 году османы предприняли поход на Вену, но были разбиты. Постепенно австрийцы освободили венгерские земли и заявили, что наследственные права на них принадлежат Габсбургам, повели себя как завоеватели. Потому с тех давних пор в венграх живёт идея свободы, бунт у них в крови. Бунтовал против Габсбургов в 1703-1711 гг великий князь Трансильвании Ференц Ракоши со своими мятежными куруцами. Надо признать, что венгры народ боевой, они умеют драться, отличные воины, верные солдаты, грозные гусары. Есть среди них секеи, долгое время остававшиеся кочевниками, и чем-то напоминающие наших казаков.

Самым истым венгерским патриотом числится поэт, серб/словак Александр Петрович под именем Шандор Петефи (1823-1849), которым с 1842 года он стал подписывать свои стихотворения. Великий поэт был лидером «Молодой Венгрии», одним из руководителей революции 1848-1849 гг.. Вот начало, написанной им «Национальной песни»: «Встань, мадьяр! Зовёт Отчизна! Выбирай, пока не поздно: примириться с рабской долей или быть на вольной воле?» Рефреном идёт клятва — «никогда не быть рабами». Пылкий, благородный, исполненный справедливого гнева, Петефи ждал грозу, «которая всё в мире потрясёт… когда невольники-народы терпеть не пожелают боле постыдного ярма неволи»,  боялся «среди подушек умереть в постели».  Он активно участвовал в сражениях и погиб в Трансильвании в стычке с казаками армии Паскевича. Как он и предчувствовал — «К победе, завоёванной скача, меня растопчут кони сгоряча». Вот только прах его не найден и не собран, а потому и могилы его нет и невозможно посадить на ней цветы, как он завещал. Существует даже версия, что он был захвачен в плен и окончил свои дни в сибирском посёлке Баргузин. Память о Петефи и других борцах за свободу жива, имена их святы, их поминают. Лайоша Кошута, вождя революции 48 года, например. Каждый венгр с раннего детства знает и всю жизнь помнит «Песню Кошута», это военный марш, в нём есть такие слова: «Лайош Кошут полки ведёт… Вставай, мадьяр, за отчий край! Свободу добывай!» Звучит просто, но проникновенно.


Мемориальный дом-музей Петёфи в родном Кишкёрёше (Венгрия)

Венгерская революция, несмотря на поражение, принесла свои плоды. Через 20 лет Венгрия стала почти равной своей прежней повелительнице. В 1867 году было подписано Соглашение (Компромисс) об образовании Австро-Венгрии — двуединой монархии, предоставившее венграм полную самостоятельность во внутренних делах, оставляя общеимперскому правительству внешнюю политику и финансы. Надо признать, что после Соглашения наступила полоса бурного экономического развития, которое, правда, завершилось войной, поражением, развалом Империи и обретением Венгрией независимости. Много исторических бурь пронеслось над Венгрией, но «безродный народ» уцелел, выстоял, отстоял государственность, создал свою культуру. Потому, что не гасла «в гордых сдавленных сердцах» идея свободы, потому, что «Венгрия — лихих парней деревня». Эти слова, кстати, принадлежат «певцу тюльпана и свободы» Аттиле Йожефу (1877-1937), одному из трёх великих поэтов Венгрии.


Аттила Йожеф

Когда он бросился под поезд, Артур Кёстлер, британский писатель, уроженец Венгрии еврейского происхождения, написал, что «быть может, беспрецедентное одиночество этого народа объясняет особую интенсивность бытия, ту частоту, с которой он извергает из себя вот таких необузданных гениев. На нынешнем горизонте этого народа гении рвутся, будто снаряды, — успевай собирать осколки». Кёстлеру жаль, что «здешние гении для внешнего мира рождаются глухонемыми».



Памятники Аттиле Йожефу

О «венгерскости»
Гневный, любящий и неверный, остаюсь я печальным венгром. (Эндре Ади)

Венгры — народ трезвомыслящий и редко кто из них гремит о национальном величии, а вот о своём месте в мире, об особенностях их как нации, ибо для них это, то же самое, что и вопрос: «Быть или не быть?» они рассуждают много и настойчиво. В конце XVIII века видный мыслитель, ученик Руссо Готфрид Гердер предрекал, что «через несколько веков, наверное, нельзя будет найти даже и самый их (венгров) язык». Одни откликнулись на это наивными возражениями, вроде того, что венгров вскоре станет 30 миллионов. Другие были серьёзно огорчены ситуацией и действительно считали венгров нацией исчезающей. «Сейчас встаёт и одевается последний из венгров… Когда я надеваю ботинки — вот на эти венгерские ноги, вот этими венгерскими руками, знаю, это смешно, но ничего не могу поделать, эта мысль ни на минуту не оставляет меня даже во сне». Эти слова и ощущения принадлежат великому, второму после Петефи поэту Венгрии — Эндре Ади (1877-1919).




Дом в Трансильвании (теперь в Румынии), в котором родился Эндре Ади

Крепко и всегда венгры  думали о своей роли и своём месте среди других народов, Прошли годы и, благодаря венгерскому Богу, венгров на свете 10 миллионов. Не тридцать, но и немало.

Венгры думают, что они «недвижно сидят на окраине мира» и что «все дороги ведут в Рим». Устремлённые на Запад, они обходили вниманием Восточную Европу и «лишь некоторые исключительные умы признавали в полном объёме огромную историческую роль славянства», как писал Дёже Керестури (1904-1996). Одно время, верно, происходил поворот к Востоку, как исконному, плодотворному, настоящему, своему. «Чем ближе к нашему времени, тем чаще упоминается и выше ставится роль венгра как человека Востока». Хотя и туману здесь напущено много и, какой же он, венгр Востока, в чём его особенность, так и не ясно.

Сами венгры не проявляли особой деликатности по отношению к угнетаемым ими соседям — словакам, украинцам, румынам, но самым болезненным образом реагировали на несправедливости по отношению к ним. Например, Дюла Ийеш пишет, что в середине XX века ответственный государственный муж, президент Чехословакии Э. Бенеш включил в закон полное лишение прав для венгров на значительной части своей страны, т. е. по существу изгнание народа. А ещё он сопроводил это такими комментариями, что они ещё в течение десятилетий вызывали безответственный хор: гнать их всех в Азию, там им место, там, откуда они нагло пришли сюда. Да, физической опасности это не производило, но опустошения в душе, в самочувствии народа, всё равно были огромны.

Для венгров характерны — индивидуалистический склад характера, спокойная манера созерцания и выражения, мистика. К этому можно добавить, что венграм, тем не менее, чувство коллективизма в какой-то степени тоже присуще. Есть у них замечательный обычай — калака, «когда собираются соседи, чтобы бескорыстно помочь кому-либо в уборке урожая, в сборе винограда, в строительстве дома». Как у нас — толока. Да и не зря же они говорят, что «в одиночку пьёт только вол», значит, и им выпивка в компании интереснее. Но под спокойной поверхностью часто таятся не только безрассудное молодечество, склонность к анархическим разрушительным порывам, которые ждут подходящего момента, но и «азиатская» жестокость. Она, например, нашла выход в 1919 году, когда пала Советская Венгрия, в годы Великой Отечественной войны, когда каратели-мадьяры на советской земле зверствовали, как и немецкие фашисты, в октябре-ноябре 1956 года по отношению к коммунистам, своим, и советским солдатам.

Венгры рассудительны, понимают, что «деревья не дорастают до небес», «дерево смотрят в плодах, а человека в делах». Им присущ оптимизм. Приунывших утешают — «будет ещё и виноград, и мягкий хлеб». Они очень разные — «кто любит дыню, а кто арбуз». А тот, кто любит мёд — заводит пчёл. Но каждый, «кто пьёт воду Тисы, сердцем обратно тянется», т. е. любит родной край. Недостатки бывают у каждого — «и красное яблоко бывает червивым», даже «у белой лилии есть тень». Встречаются мелкие люди, которые и на камыше узелок ищут.

У венгров принято прямо судить о том, что в них хорошо, а что не очень, и откуда это взялось. Вот как знаменитый писатель Дьердь Конрад (1933 г), среди произведений которого есть роман «Праздник в саду». — «Есть венгры храбрые, и есть трусливые, пропорцию я не высчитывал. Есть венгры правдивые, и есть лживые, есть красивые и есть безобразные, великодушные и корыстные, гостеприимные и ненавидящие гостей, добросердечные и жестокие. Работать венгры умеют, как об этом свидетельствуют кое-какие наши успехи и свершения, достигнутый нами уровень. Наш народ скорее проворный, чем трагический. В наших краях настроения изменчивы, как погода и столь же разнообразны».

Правдиво и свободно рассказал о венграх Дюла Ийеш в романе «Люди пусты» (1934 г). Он отрицает, что «кичливость и надменность характерны для нашего брата», утверждает, что это чуждо жителям пусты, которые ещё не все венгры. «Люди пуст — это порода слуг». Они, как люди ограбленные, «крадут что ни попадя», движутся с особой медлительностью (реакция на непосильный труд) и относятся с «азиатским бесстрастием» к брани и понуканиям (привыкли). Народ очень даже умён и обладает отличным нюхом, его историческое чутьё прямо-таки потрясающее. Как всякий умный слуга, он в глубине души жесток, мстителен и в мщении своём не знает границ.

Насколько кротки и покладисты батраки были в будни, настолько буйны по воскресеньям и в праздники. Жизнь пусты оживлялась не смехом, а бранью и драками. Дрались часто, но свои обиды забывали быстро. «Им была чужда и кровная месть южан и характерное для северных славян всепрощение с поцелуями и слезами». Молитву выговаривают с великим трудом, зато ругательство с привлечением всех святых угодников любой житель пусты выпалит единым духом. Их души раскрываются «только в крайностях азиатски сладостной нежности и азиатски вычурных заклинаний. Влюблённые сравнивают любимую с фиалкой, жемчужиной, голубкой, а потом вдруг призывают на её голову такие напасти, что и описать невозможно». Ийеш признаёт, что соседние немецкие сёла, отличались не только большей благоустроенностью и высоким уровнем жизни, но и ещё тем, что там царили мир и тишина.

Из множества теорий о происхождении венгерского народа Ийеш предпочёл ту, «согласно которой венгры пришли на территорию нынешней Венгрии не с Арпадом, а ещё с Аттилой в качестве его безропотных носильщиков, а может быть и раньше». Благодаря смиренному нраву они не были изгнаны или истреблены вместе с гуннами или аварами, а пережили всё и продолжали служить после гуннов аварам, потом франкам, словом, всем, кто садился им на шею, и, наконец, суровым тюркским витязям Арпада. Из этого молчаливого, работящего народа, который передал благородным завоевателям всё, что у него было, в том числе и угорский язык. и было сколочено государство. Во внешнем облике венгров находят монголоидные и даже семитские черты. Потому, тот же Ийеш, например, напоминает пословицу — «Без ножа мадьяр и за калитку не выходит», а первопричину длящейся вот уже несколько столетий «непостижимой поножовщины» в пусте ищет «ещё в Азии».

Настоящим венгром может считать себя и словак, и валах, и еврей. Петефи тому пример. Аттила Йожеф говорит о своём происхождении: «из кунов мать моя, отец мой полусекей, полурумын, коль не румын он до конца… Борьба родов непримиренных и мертвецы, что дали жизнь моей стране, живут во мне, и муки покоренных меня терзают. Всё это во мне…. Румын, татарин, турок и словак — вот в этом сердце». В романе «Карпатская рапсодия» Бела Иллеш рассказывает, что его отец-еврей был «приверженцем партии независимости и 48 года», противником Габсбургов и ненавидел немцев. Правда, так, как он занимался виноградарством, то «самым подлым врагом человечества считал, пожирающую виноград, филоксеру». Дядя автора объяснял ситуацию с венгерскостью евреев так: «люди, лишённые родины, приобретают родину», а венгры принимают в свою среду евреев потому, что «Венгрия одинока в Европе, у неё нет друзей, нет родни». Были и такие евреи, которые называли себя венграми потому, что «быть венгром в Венгрии дело выгодное. Стать венгром из-за этого отвратительно. Но дети этих евреев, рождаются уже венграми и искренне обожают Ракоци и Кошута».

При всём том, что многие венгры предвзято относятся к России, не могут простить её участия в подавлении революции 1848-1849 гг и восстания 1956 года («растоптала свободу»), а то и просто того, что она великая, а они маленькие, у них и у нас много общего, и оченно мы с ними похожи. Их крестьянин, как и наш, был крепко повязан. Барщина, как и у нас с 1797 года, составляла три дня в неделю (а в соседней Австрии 12 дней в году). Освободили их крестьян в 1848 году, а наших — в 1861. Оказывается, что и у венгров «что посеешь, то и пожнёшь», а «яблоко от яблони недалеко падает». Выявил, что венгерский хрен нашей «редьки не слаще». И у них, и у нас «авось» да «небось» доведут до того, что хоть всё брось». В своё время, изучив читательский контингент журнала «Вестник садовода», я пришёл к выводу, что «плохой человек его читать не будет», а у венгров обнаружил похожую поговорку — «Тот, кто любит цветы, плохим человеком не может быть». Высокую оценку народ даёт и розоводам — «терпение розы выращивает», потому что и у них «нет розы без шипов». Жаркое венгерское солнце заставило мадьяр признать, что «старое дерево уважают за его тень».

Страна цветов и плодов

Венгрия зелёная, природа, нивы, сады ухоженные. Дороги в Венгрии чаще всего такие, как мерещились Петефи — «благодать… вдоль дорожной колеи цветущие кусты и соловьи». Или «молча по дороге длинной вдаль уходят тополя» (А. Йожеф) Приметные явления венгерского пейзажа — колодцы-журавли и аисты. Петефи, как и остальным венграм, это «крылатое дитя моей земли прекрасной» милей иных птиц.

Все великие писатели и поэты Венгрии считали себя «сыновьями земли» и постоянно обращались к ней, как к матери. Петефи, ушедший из жизни молодым, успел описать немало пейзажей своей родины, дать картинки сельского труда. Больше других времён года ему была дорога осень. В своих стихах Петефи часто затрагивал тему садовых работ. Порой, правда, весьма своеобразно. В стихотворении «На виселицу королей!»  призыв к расправе с австрияками он объясняет так: «Косарь скосил траву — но завтра вновь она в полях расстелется, свежа и зелена. Садовник обрубил деревья — через год их ветви новые дают и цвет и плод. Когда корчуешь лес — не оставляй корней».

Аттила Йожеф «любит Флору» и знает, как нужны хлеборобу «земли, и тихий дождь, и неба синева», что в лихие времена голые поля «обходят даже пчёлы», а на яблонях нет листьев и они «даже не родят дичков». Поэт поёт «весну, сиянье, свет, цветов, листов, надежд расцвет». Он жаждет «сады раскинуть» в выцветших глазах тех, кто потерял надежду.

О погоде и посевах венгры говорят и пишут не меньше нашего. Погоду часто ругают, хотя, по сравнению с нечернозёмной, она благодатная, как кубанская. И тепла вволю, и осадков немало, и «мадьярский чернозём» плодородный. Весна у них начинается в марте по-настоящему, а не только на календаре. Забота о посевах родила множество поговорок, вроде — «Клади навоз густо, в амбаре не будет пусто», «Майский дождь стоит золота».

Сельское хозяйство развито, доли растениеводства и животноводства примерно равны. Две трети пашни под зерновыми. Основные культуры — пшеница, кукуруза, подсолнечник, конопля. Растят также рожь, горох, свёклу, картошку, тыкву, кольраби, огурцы, фасоль, бобы, сельдерей,  лён, эспарцет, люцерну, табак и, непременно, паприку (красный перец). Рожь и пшеница традиционно уважаемы в народе. Рожь величают «матушкой», которая «кормит всех сплошь». В стихотворении «Пшеница» Аттила Йожеф пишет: «Сумел наш пот с землёй смешаться, чтоб зрелым колосом подняться, который в поле золотится. Шумит пшеница. Звенит пшеница! Звон пшеницы в звон золота переродится, чтоб к нам лишь эхом доноситься». И, конечно же, в Венгрии не одно лишь его «Кукурузное поле». Пока «репа тугая», «пока фасоль пыхтит среди хвощей» приходится смотреть на мир «глазами овощей». Не без гордости сообщает поэт, что сад у него «возделанный», а в нём «созрел табак хорош».

Поэту обидно, что чужестранец всё о больших городах «толкует, не замечая, как цветёт наш сад». Вот он представляет нам плодово-ягодные культуры Венгрии —  у молодых женщин «рты как вишни», «клубника соком налилась», «шелковица плотна, как сельская эпическая нянька». Девицу призывает «играть боками», не дожидаясь, пока «одрябнет стан, погаснут очи, и складками пойдёт, как мушмула, грудь, что как слива, гладкою была». Поэт же поведал нам, что в прежние времена на зиму лозу, бывало, укрывали — «соломой неопрятной куст укутан виноградный». У Дюлы Ийеша читаем на эту тему: «параллельные ряды виноградной лозы в их зимнем уборе донельзя напоминают припорошённые снегом могильные холмики». Он же уверяет, что в районе Балатона издавна выращивали инжир.

В Венгрии богатая флора. Аттила Йожеф считает, что всех храбрецов «белых лилий аромат окутает своей волной», а возлюбленную уверяет — «Строен твой стан, как цветущая лилия». Ему показалось даже, что дети «на ножках-лилиях». Поэт наблюдает как «чистит перья жёлтолистый бук, став на одной ноге под щурящимся солнцем», как «за можжевельник спряталась заря», как «берёзка на лугу стоит», как тянет к луне «бузина большую руку». 

Отлично знает растения Дюла Ийеш. Он пишет о высоких пирамидальных тополях, под которыми когда-то ходил в гимназию Шандор Петефи, о высоких гледичиях, растущими вдоль дороги, о посадках акации и сосны. Рассказывает, что очищенный от веток стройный ствол тополя, увешанный подарками — призами для тех, кто сумеет взобраться на него, т. н. «майское дерево» устанавливали в деревнях в ночь на первое мая. Вот писатель обратил внимание на растущий в старом парке высокий пробковый дуб «высотой с хорошую башню» и замечает, что столь же развитый экземпляр ему приходилось видеть только в Чурго, на юго-западе Венгрии у хорватской границы. В прежние времена, как уверяет Ийеш, дети баловали себя ежевикой, шелковицей, земляной грушей (топинамбуром), зелёным горошком, щавелем. В ход шли также наполненные нектаром цветки белой акации, боярышника, студенистое сладковатое выделение длинного плода гледичии.  

Сады

Прошлое, конечно, всегда лучше настоящего. (Дюла Ийеш)

Видел и посетил немало садов и парков — больших и малых, общественных и частных, в столице и в провинции. Два раза довелось быть в Венгрии в первой половине апреля. Связано это с тем, что прежде широко отмечался День освобождения  Венгрии, состоявшееся 4 апреля 1945 года. Дважды, в разные апрели довелось мне класть цветы к величественному монументу советским воинам-освободителям на горе Святого Геллерта в Будапеште и поработать на субботниках в Саду советско-венгерской Дружбы, который на границе, на венгерской стороне Тисы. У памятника я вспоминал моего учителя Петра Алексеевича Иваницкого, который потерял ногу в жестоких боях на озере Балатон, и не его груди, как и у солдата из стихотворения Михаила Исаковского, «светилась медаль за город Будапешт». В саду, в дружной работе люди раскрывают в себе самое лучшее.

В Венгрии множество садовых достопримечательностей. Это и 35 природоохранных зон, 10 национальных парков, два из которых — Хортобадь и Аггелек включены в список мирового культурного наследия ЮНЕСКО. И десятки ботанических садов по всей стране, самый большой из них, в котором около 13 тысяч видов растений, находится в Вацратоте близ Будапешта. Только в столице три достойных внимания японских сада.






Ботанический сад Вацратот близ Будапешта

Первое, что видишь в Будапеште — седой (по общему мнению) Дунай. Это в Вене он голубой. Но если отправиться на остров святой Маргариты, он же Маргит, понаблюдать, как течёт широкой лентой река, то поймёшь, что блестящий цвет её постоянно меняет оттенки — чаще он синеватый или зеленоватый, бывает серый, жёлтый, лиловый. А. Йожеф, например, видел его «мутно-мудрым». Остров лежит между бывшими самостоятельными городами — Будой и Пештом. 



Маргитсигет

Маргарита, дочь короля Белы IV, провела в монастыре почти всю свою жизнь. Там двести лет назад пфальцграф, вице-король Венгрии Иосиф Габсбургский, страстный  и знающий садовод, устроил с участием дизайнера Карла Тоста ландшафтный парк, который включил в себя и монастырские руины. Кроме того, Иосиф в Фежере построил замок Алкшут и окружил его парком, в котором среди прочих диковин были аллеи из платанов и ливанских кедров, сосновая роща в честь сына и берёзовая в честь дочери, Альпийский сад. В то время западнее Пешта по проекту дизайнера Генриха Неббиена  был создан один из первых городских парков — Варошлигет с замком Вайдахуняд, построенном в 1896 году, когда праздновали 1000-летие обретения венграми родины, первоначально как декорация из дерева, а затем из камня.



Варошлигет

Тогда же здесь прошла Всемирная выставка. В парке находятся ботанический сад, зоопарк, цирк и знаменитая купальня Сечени. Особого упоминания заслуживают дворцы и парки семейства Эстерхази —  Йожефа, затем Миклоша в Фертоде, первый барочный парк которого был создан в 1720- годы по проекту Антона Циннера, в 1760-е годы перепланирован как венгерский вариант Версаля, затем был добавлен необарочный партер; Ференца в Комаром-Эстергоме с расходящимися аллеями, озёрами и петляющими ручьями; Яноша в Цакваре, ландшафтный сад, созданный на месте охотничьих угодий — Леса аллей, с множеством садовых павильонов.


Дворец Эстерхази


Замок Цаквар

Интерес представляют также парк и замок Мартонвасар в Фежере, созданный тремя поколениями графов Брунсвик. Парк славился памятниками, посвящёнными высоким эмоциям. Дружбу, например, символизировала Республика липовых деревьев, где каждая группа олицетворяла близких друзей. Среди них и Бетховен, часто посещавший замок. В 1809 г парк был переделан Генрихом Неббиеном в классический ландшафтный, породный состав растений обогащён экзотикой — кедрами, кипарисами, платанами, гинкго.


Замок Мартонвасар

Две особенно заметные точки предстоящего вояжа «Зелёной стрелы» по Венгрии. Первая — дворец и парк Гёдёллё в 30 км от Будапешта, принадлежавшие знатной семье Грашшалковичей. Шикарный барочный дворец по проекту А. Майерхоффера строился в течение XVIII века. Сад, изначально французский, был преобразован в ландшафтный. После того, как знатный род прервался, усадьба сменила несколько хозяев. В 1867 году дворец от имени благодарного за Компромисс венгерского народа был подарен императору Австро-Венгрии Францу-Иосифу и его жене Елизавете, стал их летней резиденцией. Оставил в нём свой след и пособник Гитлера, регент Венгрии Миклош Хорти. Вторая — замок и парк в Кёстхее на Балатоне. Их создатель и хозяин граф Дьердь Фештетич оставил о себе добрую славу «отца венгерской агротехники». Он обучал крестьян передовым приёмам возделывания земли, в 1797 году создал первую в Европе высшую агрошколу. 


Дворец Гёдёллё


Усадьба Фештетичей

Книги сообщают, что садовый дизайн в Венгрии присутствует давно и в те ещё времена не был какой-то редкостью. С большим знанием дела о старинных садах Венгрии рассказывает Дюла Ийеш. В повести «Обед в замке» это, укрывшийся за вековыми деревьями парка, замок в Эргёде на тридцать-сорок покоев — родовое гнездо хозяев пусты, где среди бедноты вырос писатель. Теперь граф пригласил известного писателя на обед — «на пару картофелин», как выражаются английские аристократы. В графском парке Ийеш по акациям толщиною с мельничные жернова, по мощным шершаво-красным тисам определил, что этот малый дендрарий закладывался в одно время с большим дендрарием в Даге и с ещё большим  — в Эстерхази. Он считает, что 1780-1790-е годы, когда дошли до сих мест сочинения Руссо, вместе с принципами переустройства нравов и общества распространились и новые воззрения на природу. Тогда князь Шарль-Жозеф де Линь (1735-1814), бельгийско-французского происхождения, австрийский фельдмаршал и дипломат, успевший с 1782 по 1788 год отличиться и на русской службе, оставивший 34 тома записок, увидев сады Венгрии, якобы, «назвал её страной-идиллией».

Хотя писателю прежде ни разу не довелось посетить графский парк, он знал его лучше, чем хозяин, потому, что в детстве с другими детьми много раз смотрел издали, с холмов «на устремлённые ввысь декоративные ели или — с более близкого расстояния, — взобравшись на каменный цоколь ограды, так часто разглядывали диковинные кустарники».  Парк стал для него «реальным прообразом Эдема». Он даже стихотворение о нём написал.

Другой герой Ийеша, который «В ладье Харона», осматривая, похоже, тот же дворец, уже в недавние времена, с удовлетворением отмечает, что окрестности сохранены в первозданном виде и «даже более, с тех пор удвоены заботы о том, чтобы из окон и эркеров, как и в былые времена, можно было любоваться прекрасным пейзажем; это парк, похожий на дендрарий, красивый водоём, мраморные беседки барочного стиля (gloriette) на противоположном берегу и сад с разбитыми на французский манер куртинами роз. Там же прогуливаются и павлины в усладу старческому взору». В «Людях пусты» речь тоже идёт о «замке с теннисным кортом посреди огромного прекрасного парка, с прудом, фруктовым садом и великолепными аллеями, и всё это обнесено  высокой кованой оградой — шедевром кузнечного искусства — и окружено — благоговейной памяти о крепостных рвах — канавой с водой. После замка самое красивое, а то и более солидное здание — воловня. Затем дом управляющего, почти повсеместно — по какой традиции, неведомо — обсаженный кипарисами и соснами». Надо отметить, что в Венгрии всегда весьма бережно относились к старине, и подобных очагов усадебной культуры сохранилось не менее 3 тысяч. Тем более, что любой мало-мальски приличный помещичий дом простой народ именовал замком, а их владельцы старались держать марку, чтобы и дом был в порядке, и сад как у настоящих господ. Ийеш рассказывает, как дети рыскали вокруг замкового сада арендатора поместья. Как перепрыгивали через подёрнутый ряской ров и вскарабкивались на сплетённую из ивовых ветвей изгородь, смотрели, как порхали белые мячи на теннисном корте, на играющих барышень, на сидящих в садовых креслах господ. 

Красивый ухоженный край, цветущие сельские подворья мадьяр с непременным садом, привлекают внимание, а потому сильно развит агротуризм, который приносит Венгрии большие деньги. Для посещения открыты сотни деревень. Но такими красивыми сельские дома были не всегда. Ийеш рассказывает, как обустраивались однажды его дедушка с бабушкой — крышу дома покрыли тростником, сплели красивую проволочную изгородь, оборудовали пасеку, заложили виноградник, «бабушка развела перед домом столько роз, что они образовали настоящий цветочный тоннель… В непроходимых джунглях грязи, пыли и навозных запахов расцвёл крошечный райский сад». Посмотреть на него приходили издалека. Тогда для большинства крестьян это было в диковинку. 

Сады, судя по венгерской литературе, занимают весомое место в жизни авторов и героев их произведений. Эндре Ади хорошо знает венгерскую целину, кланяется «святому чернозёму»,  ему кружит голову «запах сиреней, что отцвели». В стихотворении «Летом после полудня» (1934г) Аттила Йожеф видит «мельканье ножниц», то «тётка газон стрижёт в тени». Ни слова, к сожалению, о качестве теневого газона. Вот у того же Д. Ийеша «мотается по саду» писатель — копает, правит косу… «Вот попалась ему на глаза беседка с провалившейся крышей; раздобыл камыша и сам давай крепить камыш проволокой, целых полдня просидел на крыше». Увидев «светло-голубой дым», опытный садовод, безошибочно определяет, что «жгут сучья плодовых деревьев». Другие герои подстригают кусты роз или подрезают виноградные лозы, среди насущных тем обсуждают, «как и чем опрыскивать садовые деревья», сожалеют, что люди не знают подлинного вкуса зрелой черешни, когда её срывают прямо с дерева, что в большом забытом саду летом гниют под деревьями сливы, абрикосы, персики. Боятся они, что всё пойдёт прахом, и не будет на земле ни виноградников, ни вина, ни праздников сбора винограда. А ведь в давние времена на время уборки винограда в конце сентября — начале октября даже прекращались боевые действия, работали радостно, с песнями, а уж по окончании — праздник с «винным королём», с венками из виноградной лозы, украшенной гроздьями и пшеничными колосьями, с угощениями и вином. Надо сказать, что этот праздник, к счастью, не просто сохранился, но приобрёл размах. А Эгере, например, это «Праздник Бычьей крови», а в Пече даже «Всемирный фестиваль «Ода вину». И празднуют не только в Венгрии, как убедились прошлой осенью посланцы «Зелёной стрелы» в Грузии.

Нередко венгры, как и мы, рассуждают на тему — «окупается или не окупается труд в саду?» Вот что думает по этому поводу один из них: «А палисадники перед домом — «окупаются»? Или газоны у привокзальных зданий? Там и подавно приходится держать садовника, кто бы ухаживал за ними! А парки в самих городах, прямо-таки сады из роз? Разве пользу от них можно перевести на деньги? Или, может, за их аромат и радующие глаз краски брать с прохожих наличными?!» Взволнованные люди находят, что у человека есть и другие, не менее действенные стимулы. Прок копаться в саду, например, в том, что «я могу выпить вкусное вино и угостить вас», но «ведь и копаюсь я, обихаживая виноградник, тоже с радостью, никто не стоит у меня над душой, сколько сделаю, то и ладно… этой радостью труд и был для меня полезным. Тем для меня вся работа и окупилась!»
Много ещё чего можно поведать о садовой Венгрии. Не всё сразу. А ещё лучше поехать с «Зелёной стрелой» осенью и увидеть своими глазами.

Автор: