Из старой части города по пешеходному мосту Мира, из стекла и металла сооружённому по проекту итальянского архитектора Микеле де Лукки в 2010 году, попадаем на левый берег Куры в парк Рике. Его растительные композиции ещё слишком молоды, тем не менее, впечатляют.
Месяц назад в парке посажен мраморный Рональд Рейган, видимо, чтобы караулить там американские интересы.
Если от Рике проехать немного по бывшей Черноморской улице, чудом ставшей проспектом Джорджа Буша, то у станции метро «Самгори» можно обнаружить ещё одну добротную дизайнерскую работу — вертикальное озеленение фасада.
Из парка поднимаемся на холм святого Ильи к кафедральному собору Святой Троицы (Цминда Самеба), открытому в декабре 2002 года. Высота храма — 105 метров, общая площадь — более половины гектара. Величественный комплекс на двух уровнях представляет собой прекрасный образец ландшафтной архитектуры.
Несколько севернее Тбилиси, там, где бурная Арагви сливается с более спокойной Курой, где по-прежнему ЗАГЭС даёт ток и по-грузински тоже называется «загэс», расположен городок Мцхета, бывшая некогда грузинская столица. Над ним на высокой горе виднеется воспетый Михаилом Лермонтовым храм Джвари, а памятник поэту стоит на берегу Арагви. Город не менее славен и другим храмом — Светицховели. Он сооружён в XI веке великим зодчим Константинэ Арсакидзе, которого погубил царь Георгий, повелевший отрубить ему правую руку. Историю создания храма в романе «Десница великого мастера» воссоздал писатель Константинэ Гамсахурдиа, память о котором буквально затмил его сын Звиад, первый президент постсоветской Грузии. Было время, когда одна из улиц города называлась Арагвской, и любой горожанин знал, что на ней живёт знатный мастер, садовод — Михаил Александрович Мамулашвили. Ежегодно его сад посещали тысячи гостей. Сегодня улица носит его имя, но сад закрыт, гости не едут, а молодые мцхетцы не знают такого мастера. Лишь правнук Вано хранит, как может, то, что осталось от прежнего богатства. А заслуженный деятель искусств Грузинской ССР Мамулашвили, 1873 года рождения, начинал свой путь к садовым вершинам в сельхозшколе, затем работал в саду наместника Кавказа, а после участвовал в создании или реконструкции едва ли не всех крупных садов и парков республики. Большое количество оригинальных композиций, созданных им из растений, особенно почвопокровных и мхов, керамики, камней и коряг, украшали его сад. Их и хотели увидеть люди. Михо прожил без малого сто лет и сотворил очень много. Кое-что из того, что ещё сохранилось, вы видите на снимке.
Первым делом мы двинулись на восток, туда, «где вьётся Алазань, веет нега и прохлада, где в садах собирают дань пурпурного винограда» (А.Грибоедов).Кахетия, что называется, пожинала плоды: убирала хлеба, собирала абрикосы и персики. Посетили кафедральный собор Алаверди близ Телави, монастырь Некреси в долине Алазани, где находится старейшая церковь IV века из грубого камня на фундаменте, преобразованном в гробницу, монастырский комплекс Старая и Новая Шуамта. Проехали село Гомбори, где невысокие горы покрыты лесами. Их осеннюю красоту воспел Николай Заболоцкий в стихотворении «Гомборский лес», которое мы в журнале цитировали, когда показывали вам осенние красоты. В Мукузани я обошёл все виноградники, собрал все репьи, пытался сделать красивый снимок, чтобы подписать примерно так: «Из этого винограда будет сделано чудесное вино, которое может не только пополнить запасы местных подвалов, но и попасть на ваш стол, если Онищенко разрешит». Но не тут-то было. Все кусты были в пятнах бордосской жидкости — средства против мильдью. А красивые гроздья, гроздья вдохновенья я снял через время в Раменском районе на даче Виктора Дерюгина. Жемчужина Кахетии — Цинандали, родовое имение князей Чавчавадзе. Знаем, прежде всего, Александра — видного деятеля, выдающегося поэта, отца Нины, ставшей женой А. С. Грибоедова, а уже через несколько месяцев, после гибели великого поэта, русского посланника в Тегеране, безутешной вдовой. Это она начертала на надгробном памятнике Грибоедова на Мтацминде слова: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя». Лозою и огромным садом Цинандали красен. Сколько роз радости отцвело в его прекрасном саду, который знал и величие, и запустение.
В своё время в саду был «ботанический зверинец», в котором из деревьев и цветов образованы картины на темы басен и сказок. От диковин остались лишь воспоминания, но сад жив, музей работает, старое вино в подвалах ждёт гостей. Осенью там была сыграна свадьба режиссёра Резо Гигиенишвили и актрисы Надежды Михалковой. Думаю, что это не банальная прихоть богачей, не вызов со стороны молодых, а сама судьба. Жизнь продолжается, и, видимо, «так хочет движенье времён круговое» (Александр Чавчавадзе).
На западе республики, в Самтредиа («гнёзда голубей» по-грузински), заехали к другу моего друга, замечательному садоводу и большому оригиналу Автандилу Марджанишвили. Мало ему десятков местных и европейских сортов яблони, так он ещё навёз недавно из Мичуринска колонновидных и всячески обихаживает их. Мало ему своего сада, так он окультуривает, перепрививает дички яблонь, груш, алычи, орехов, которых полно в окрестных лесах. В 30—50-х годах прошлого уже века в Грузии такая работа проводилась с государственным размахом, на тысячах гектаров. У Авто большая пасека в горах, а ещё ферма, где он разводит бойцовских петухов и кур для Ирана. А ещё он любит цветы.
В Батуми приятно поразила новая набережная, в Кобулети — заполненные купальщиками пляжи, в Цихисдзири, в ботаническом саду,— порядок, ухоженность и новые таблички с текстами на латинском, грузинском и русском языках. Сад основан известным ботаником и географом Андреем Николаевичем Красновым (братом генерала П. Н. Краснова) ещё в 1880 году, а официальное открытие его состоялось только 3 ноября 1912 года.
Прошлым летом коллекции сада насчитывали более пяти тысяч видов растений, в т. ч. две тысячи древесно-кустарниковых. Открыл для себя наличие пяти видов эвкалипта. Поразили: аромат от зарослей цветущей аралии, тюльпановое дерево, упавшее в овраг, но обладающее такой мощью и жаждой жизни, что выбросило побеги, каждый из которых образовал новый ствол. Самое сильное впечатление, тем не менее, произвела на меня беседа со старым садоводом в небольшом питомнике, расположенном у входа в сад. Прощаясь он сказал, что больше всего хочет, чтобы наши внуки дружили и понимали друг друга так, как мы.
Сады, одним словом, цветут, несмотря на то, что всё ещё не стало «правильно вращаться колесо кривое мира» (Давид Гурамишвили), оно даже выписывает порой сумасшедшие «восьмёрки». Горы и долины Грузии были и остаются подобием рая. Конечно, не райской жизнью живут там наши братья и друзья. Они рады нам, а мы им, и Кавказский хребет не преграда, а украшение.
